***

this post is in Russian

                 *******
 братец гензель, в горах холодней вечера,
но теплее сидеть у костра.
мы ведь были хорошими только вчера!
- это было напрасно, сестра.
посмотри, как петляет и вьется тропа,
как петляет и вьется она,
бесконечные строки сплетя в письмена,
торопя, торопя.
- ни к чему нашей матери лишние рты,
ее руки навеки пусты,
даже камни, что исподволь складывал ты,
нас не смогут спасти.
- спотыкаясь, плелись, запинаясь, плелись,
черных галок пугались и сов,
а за нами бродячие тропки вились,
а над нами голодные птицы неслись,
и стучали их клювы, клюющие высь,
точно стрелки отцовских часов.
неужели забыты утраты, сестра?
возвращайся, очнуться пора.
- братец гензель, я знаю, бесплоден наш спор,
на твоей стороне небеса,
на моей стороне - только бархатных гор
непонятные голоса.
ты и сам бы, я знаю, их слушал, да горд.
ты и сам бы, я знаю... кончается год,
точно белая галька в мешке.
посмотри, мое сердце спускается с гор,
как дурак на чужом ишаке.
 
**


( Olga Rodionova)

*********

в жаркую землю летом толкались посохи,
звезды текли дорогами птичьих стай.
долго ходил по болоту как посуху?
а вот теперь - летай!
жди на пустых полях голубых проталин,
в небе всю зиму темно - не видать ни зги.
знаешь, как сделать, чтобы твой дом летал?
сожги.

спрятано под снегами, а до сих пор болит,
сажей рисует по белому пройденную версту.
летом мещерские девочки щурились в выгоревший зенит,
и были глаза их - как ягоды, прозрачные на свету.
ветер одних загонял под крыши, другим - пел,
нес над кронами и над кровлями красный горячий сон.
в нежилых домах по углам собирался пепел,
в уголках глаз - соль.

что отжило - засыпано этой солью,
не стирать белья, со стола не сметать крох -
не поет вода, никого не хранит осока,
никого не ловит за щиколотки мокрый мох.
все равно зима, над землей долго стоят льды.
по утрам так сонно, не разлепить век.
это был дом.
дом, а потом дым.
а потом снег.

**

( Ekaterina Perchenkova)

************

Учитель сказал:
из двух скорбящих
один сделан из дерева,
а второй из льда.

*
Первый - гибок и тепл,
второй - хладен и тверд.

*
Но, истекая слезами, первый
становится сухим и твердым,
второй - истаевает.

*
Тот, по кому скорбят,
не замечает этих изменений.

Он занят своим отсутствием в мире.
Этого занятия обычно хватает надолго.

**

(Boris Khersonsky)

***********

В доме повешенного не говорят о верёвке

Но у меня два дома, два дома повешенного, и стены

Сделаны как-то по-новому,

То ли выбиты окна,

То ли вечно открыты двери,

Так что кажется часто: что все заходят,

Те, кого я знаю, и те, кого вижу впервые,

И все говорят о веревках, и рассуждают,

И спорят,

И предлагают сплести другие веревки,

Прочнее этих,

Или рассказывают, как они-то бы их перерезали

Вовремя,

И их так много, так много, и они все говорят,

Говорят, без умолку,

О том, как вешать, кого, как не вешать.

Их все больше.

Как все больше повешенных.



Какой-то абсурдный Процесс, какой-то Замок,

Откуда не выйти,

По крайней мере, таким,

Каким ты был,

В случае, если ты кем-то был, конечно.



Я не уверен, кто я и что я, есть ли я вообще,

Иногда я велик, иногда бесконечно мал,

Вот сейчас, скажем, я пишу, почему мне сдавило горло?

Стоит подумать о верёвке -и она на мне.



Раз, кстати, я пытался удавиться, только не вышло,

Потом я долго не выходил из комнаты, целый день или два,

Все мое лицо было в черных точечках.

Я не хотел, чтобы их видели — вот никто и не знал.



Иногда я плачу иногда смеюсь истерично все так нелепо

Иногда дрожу, и нет голоса, и нет слов

Но чаще всего мне хочется крикнуть:

Оставьте меня с моими мертвыми,

Оставьте меня одного



И еще:

“Если умру я-не закрывайте балкона”



Но они не послушают,

И все оставят открытым,

И закроют как раз балкон.

**************************************************